Меня пронзил приступ паники. Слова постепенно доходили до моего мозга, бросая тело то в жар, то в холод, но разум сопротивлялся дикости заявленного.
– То есть уничтожить? Зачем?
После некоторой паузы, Алекс поднял голову и посмотрел мне в глаза изучающе, будто думал, говорить мне следующие слова или нет.
– Солнечная система – это один из научных исследовательских проектов «СтратимХорс». Частично она и была создана, чтобы получить конкретный конечный продукт.
Я почувствовала, как моя потрясенная нижняя челюсть с легкостью расстается со своей законной соседкой, будто знает, столько кислорода, сколько мне в этот момент внезапно понадобилось, носом просто не вдохнуть. Я как со стороны услышала свой возмущенный полустон-полувдох. Если я жила бы в средневековье, то воскликнула, какую святотатственную чушь он несет, и сожгла бы его на костре, как еретика. Нет, я, конечно, не такая жестокая. Но услышав поразительный кошмарный расклад дел, мой гнев заслуженно занял свой королевский трон рядом с удивлением. Мне уже было известно, что синги имеют отношение к мифологии богов на Земле. Мне даже приходило в голову, что, возможно, они стали невольными, а, может, и вольными участниками заселения планеты, так как трудно оспорить наше внешнее сходство. Но узнать о бездушных безжалостных расчетливых планах сингов на целую Солнечную систему – этот удар заставил мое сердце обливаться кровью.
– Компания создала целую галактику?!! Но как такое возможно?! – это не укладывалось в голове.
– Уровень развития нашей цивилизации намного выше. Есть всего несколько компаний занимающихся такими сложными операциями. И главная из них – наша, – я услышала нотки гордости в его тоне и почувствовала тошноту.
– Но зачем уничтожать?
– В этом люди везде одинаковы. Это проект, обещающий огромное количество денег и власть.
– Но там люди! О Боже! Там Макс! Это чудовищно! – меня просто трясло от страха, туго переплетенного со злостью от безысходности.
– Я согласен. Когда копался в документах, я и нашел этот отчет. В нем было изложено, что на одной из планет образовалась разумная жизнь. А это могло стать поводом для отмены Извлечения. Но я также обнаружил приказ, оставить в тайне эту информацию от всего совета. Я не мог поверить, что в этом документе стояла подпись моего отца. Я пришел к нему и прямо все сказал. Он убедил меня, что произошла ошибка, и за разумных приняли приматов. Показал мне отчеты, доказывающие это. Я поверил. Почти. Но решил идти до конца. Я оставил ему послание, что отправляюсь на Землю, проверить его информацию. Проник в «Нейрофаг Индастрис», запустил оборудование, стерев часть своей личности, чтобы меня трудно было обнаружить, и телепортировался на планету Земля. И понял сразу, что отец лгал. Там действительно оказались разумные существа, с уровнем ментального развития младенцев, но практически не отличающиеся от нас внешне.
– Алекс, ты очень смелый. Так ты оказался в семье Макса…
– Да. Ушло немного времени, чтобы выучить их язык. Пожалуй, чрезмерная экспрессивность, свойственная обычно только детям, очень удивила меня, конечно… Но они не заслуживают быть уничтоженными. Пусть даже и появились в результате эксперимента в научной программе.
– Но как теперь обстоят дела с Землей? Все разрешилось? – не терпелось мне услышать развязку. В душе все клокотало, и я молилась, о том, чтобы он сказал, что все в порядке.
– Не совсем. Идет суд, который должен определить судьбу Солнечной системы, борьба между нашими семьями. Моя – по-прежнему настроена на Извлечение. Сильной стороной моей семьи всегда являлась коммерция. Твой отец, как человек науки, настаивает продолжать эксперимент и оставить планету для дальнейшего развития.
– А в суде теперь знают о людях?
– Да. Я об этом позаботился.
– Значит, они запретят уничтожать Землю?
– Не факт. Затрачено много денег, замешаны очень влиятельные синги. Проект такого размаха не может обойтись без участия правительства. Ходили слухи, что ты похищена в связи с этим делом, но никаких доказательств пока нет. Кто-то хорошо поработал. Надеюсь, что это не мой отец, – Алекс устало опустил голову.
Я коснулась его плеча успокаивающим жестом.
– Даже если это он, наша дружба не пострадает. Ты – не твой отец. Я верю тебе.
– Спасибо.
– Как мы можем повлиять на ход этого дела?
– Никак.
– Но если суд решит в пользу твоего отца…
– Земля погибнет.
Дыхание перехватило, а сердце сжалось. Макс… и Дин… И еще множество невинных людей...
Внимание привлек приближавшийся к нам через парк нейр, выполнявший на Сварге функции полицейского. Один из представителей современного общества, пугавший меня до ужаса. Как и нейрофаги, нейры лишены личности вследствие приговора суда, но их хотя бы не видоизменили. Они были похожи на обычных людей, только в специальной форме и с пугающим отстраненным отсутствующим взглядом. Меня аж передернуло от инстинктивного страха, когда он направился к нам.
– Я вынужден попросить прервать тактильный контакт. В общественном месте это запрещено.
Я одернула руку от Алекса, плечо которого сжимала, и спрятала ее в карман.
– Все в порядке. Я – доминус Александр, род Хорс. А это доминэ Киара, род Стратим. Она под защитой пункта Борна. Все данные хранятся в системе. Можете проверить, – выступил вперед Алекс, бросив на меня успокаивающий взгляд.
Нейр достал устройство, похожее на небольшой планшет и направил его на меня. Я дернулась назад.
– Все хорошо, Киара. Он просто просканирует твое лицо, отпечатки и сверит информацию о тебе. Просто стой и не двигайся.
Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Я чувствовала себя хомячком в аквариуме, над которым навис отвратительный мальчишка с целью помучить животное. По идее, я должна была обрести дом, а попала в аквариум. С красивыми декорациями и прекрасноликими золотыми рыбками.
– Все в порядке, личность подтверждена. Всего доброго, доминус Александр Хорс, доминэ Киара Стратим.
– Алекс. Что это за пункт Борна?
– После восстановления личности резиденту требуется время на адаптацию, и ему свойственно совершать ошибки в обществе, так как память работает избирательно. Поэтому некоторый период он защищен этим законом, дающим право прикрывать служителям порядка глаза на мелкие нарушения.
– И сколько времени на адаптацию у меня?
– С тобой все сложно...
– Ведь у меня пока даже нет личности, соответственно и памяти, – догадалась я.
– Точно. Но я уверен, все образуется.
– Почему полицейский сказал, что нельзя касаться другого человека? – я повернулась к нему.
– Ну…это просто правила приличия, запрещающее нарушение личного пространства. Это принято уже очень давно. Я читал, что пошло все с того времени, когда Народы Содружества Галактик были разобщены и бесконтрольны из-за раздробленности государственных систем. Начались беспорядки, эпидемии, экономический кризис подогрел волнения в разных частях Мира. Напряженная военно-политическая ситуация на всех заселенных планетах нашей и соседних систем достигла своего пика. Кроме того, люди мигрировали, путешествовали и переносили друг к другу все новую инородную заразу. Пересматривалась законодательная система. Ну и среди многих изменений также вышел закон, запрещающий в общественных местах телесно взаимодействовать. Эпидемии прошли, а этикет остался. И, сама понимаешь, везде свои правила и традиции. Все разные, поэтому это унифицированный код общения.
– А если случился приступ, и нужна срочная помощь?
– То надо помочь всеми возможными способами.
– А если мать несет ребенка?
– Нет, только если касание излишнее…
– В смысле?
– Если оно не продиктовано определенным общественно важным делом или занятием.
– Ясно. А как же влюбленные? – я покраснела, понимая, что сам мой вопрос, скорее всего, неприличен здесь.
Алекс нахмурился, но я увидела промелькнувшее в его глазах смущение.
– Киара, я не хочу задеть тебя, но любовь – это чувство, не присущее разумному человеку. Прости. Я хотел сказать, современному сингу. Это как предыдущий этап развития что ли. Только не обижайся, правда. Если ты будешь рассказывать родителям, как любишь Макса, ничего хорошего из этого не выйдет. И уж точно они не обрадуются, что их единственная дочь выбрала себе в пару землянина. Это здесь не приветствуется. Да что уж говорить – такого никогда и не было!
– Да что плохого в землянине?
– Ничего. Просто они другие. Когда тебе вернут личность, я думаю, ты пересмотришь многое в своей жизни за эти два года.
– Все же не верится, что совсем никто не испытывает чувств симпатии, любви.
– Нет. Почему? Испытывают дома, где никто не нарушает единение пары, а также дети априори подвластны эмоциям. Но в нашей с тобой среде лучше забыть о таких сомнительных привилегиях.
– Я не смогу забыть, Алекс. Как только я найду возможность быть рядом с Максом, не представляя при этом для него никакой опасности, я вернусь к нему.
– Я понял тебя. Но сначала надо добиться судебного отказа в Извлечении, иначе некуда будет возвращаться.
Страх сковал меня ледяными щупальцами. Весь мой мир, который я до сих пор считала больше своим домом, чем сегодняшнее окружающее пространство, завис над бездонной пропастью.
– Когда ты сможешь научить меня управлять перемещениями?
– Как только ты освоишь материализацию энергии, дело пойдет быстрее, а пока никаких перемещений.
– А ты поможешь мне увидеть Макса?
– Киара, мы ведь уже обсуждали это. Перемещения оставляют за собой нити. Мне нельзя пока так делать. Я сейчас стараюсь войти в состав совета «СтратимХорс», поэтому делаю все, что ожидает от меня отец. Учитывая мое внеплановое длительное посещение Земли, мне пришлось приложить немало усилий, чтобы он поверил, что мы единомышленники. Но при этом меня постоянно проверяют. За мной следят. Если он узнает о моем отношении к Солнечной Системе, то оттянет мое вступление в совет до того времени, когда я уже не смогу ничего предпринять для Земли.
– Если за тобой следят, значит, он знает, что ты сейчас здесь?
– Конечно.
– Со мной.
– Да.
– А разве наши отцы не противостоят друг другу в суде?
Алекс, поморщившись, кивнул.
– Тогда он должен быть против наших встреч. Он может подумать, что ты на стороне моего отца.
– Он не против.
– Я не понимаю.
– Ну он думает, что я собираюсь предложить тебе стать моей парой, – совершенно равнодушно заявил он, как будто речь шла о совместном походе в магазин.
– Что?! – я вскочила с лавки, уставившись на Алекса во все глаза.
– По-другому я просто не смог бы реализовать твое обучение. Ты ведь сама просила.
Я села обратно и успокоила себя уже привычной дыхательной гимнастикой.
– Но ты не собираешься делать этого, правда? – наигранно спокойно спросила я, потому что дыхательная гимнастика ни черта не помогла.
– Подавляй свечение. Отец рад возможности объединить два старинных и состоятельных рода. Тем более и ты, и я – единственные дети. Я использовал это, чтобы быть рядом с тобой.
– Прости за мою реакцию.
– Да уж, тебе надо лучше пытаться сдерживать себя. Ты не стабильна. Это одна из причин, почему мы идем миллиметровыми шагами в обучении. Энергия не любит неточности и непостоянства. Она – удел сильных, решительных сингов.
– Там у меня получалось переместиться только в момент кульминации панического страха.
– Да, это тоже вариант для самозащиты… детей.
– Мило. Сравниваешь меня с ребенком. А когда я уничтожила десятки нейрофагов в пустыне? Я не боялась.
– Правильно. Тебя вели сильные чувства: стремление защитить, помочь. Но это опять же экстренные меры, замешанные на эмоциях. А нам нужна холодная спокойная концентрация и знание того, что ты делаешь. Боюсь, второй раз тебе не простят уничтожения такого количества государственной собственности.
– Я сама не могу простить себе, что подвергла опасности свой город и его обитателей.
– Точно. Хотя, по секрету, тебя бы не нашли по-другому. Ведь твоей личности нет. А за два земных года ты не делала ничего, указывающего на твою принадлежность к пропавшему сингу.
– Но я перемещалась.
– При перемещении, не имея своей личности, ты оставляла след уже другой сущности. К тому же он был такой незначительный, что в инстанции выше патрульных нейрофагов это не ушло. Поэтому они пытались устранить тебя, как постороннюю энергию. В первый раз ты засветилась, когда твоя кровь попала к нейрофагу. Проанализировав ее, и обнаружив в базе данных первой категории по пропавшим, он подал сигнал, но ты уже отправилась в следующее отслоение земной реальности.
Каждый раз воспоминания о страшных монстрах болезненно напоминали о Дене, моем друге, следы которого потерялись в Чешских катакомбах при нападении. В душе я осознавала, что нейрофаги в каком-то роде заслуживают жалости. На самом деле они некогда тоже были людьми, но совершили ошибку, нарушив закон, а затем прошли процедуру изъятия личности на срок приговора, и были отправлены уничтожать все огрехи Вселенной, вроде меня. А то, что Ден находился рядом – полностью моя вина…
– Зато, когда в отчетах энергетического воздействия неземного плана проскочили указания штормового характера, стало понятно, что к этому приложил руку Стратим, – продолжал Алекс. – И тут уже все переполошились.
Я опустила глаза, вспомнив, какой урон нанесла своими неуправляемыми разбушевавшимися силами.
– Алекс, тебе удалось что-нибудь узнать о Дене? Ты говорил, что твой дядя работает в этой организации.
– К сожалению, нет.
– Но ведь если он прошел процедуру изъятия личности, теоретически, она где-то в их картотеках?
Он накрыл мою руку своей ладонью, наклонился чуть ближе и произнес тихим ласковым голосом, как будто говорил маленькому ребенку:
– Киара. Нейрофаги не всегда оставляют в живых своих жертв. У них четкие инструкции, и иногда они выполняют приказ на месте. Это же Земля. Люди слабы, чтобы даже пережить процедуру изъятия. Поэтому, скорее всего, его энергия просто была поглощена.
Одновременно в парадоксе с этими страшными словами я почувствовала, как по моему телу разливается теплое спокойствие, и поняла, что это дело рук Алекса.
– Ты не слишком о них высокого мнения. А ведь они приняли тебя в семью, – голос мой дрожал, подчеркивая, что усилия Алекса, заставить меня забыть о трагической судьбе Дена, напрасны.
– Ты не права. Возможно, они являлись единственной настоящей семьей, которая у меня была. Просто люди слишком хрупки. Хрупки и не стабильны. Как ты сейчас. Поэтому я защищаю тебя. Ты напоминаешь мне о них.
– Защищаешь от кого? – не поняла я.
– От всего. И, в первую очередь, от себя самой.
– Что ты имеешь в виду?
В голове моей разлилась неприятная вибрация, заставившая меня буквально подпрыгнуть. Я растерянно смотрела на парня передо мной, пока через несколько секунд не вспомнила, что это все значит.
– Что случилось, Киара?
– Кажется, мне звонят, – я подняла руку и посмотрела на часы, как я прозвала местное средство связи, крипт, заключавший в себе схожие со смартфоном качества. В голове возник образ улыбающейся мамы, высветившийся как «Ниан Стратим».
Я только несколько раз пользовалась этим прибором, оставляющим впоследствии такое ощущение, будто в твоей голове побывал кто-то посторонний и совсем там не нужный, но до сих пор до конца не разобралась в правилах пользования.
Поэтому сказала вслух:
– Э…мама? Ответить? – вроде гаджет меня понял, так как тут же раздался мелодичный голос матери.
– Привет, Киара.
– Здравствуй…те.
– Завтра мы уезжаем, поэтому хотелось бы видеть тебя сегодня на ужине.
– Ладно.
– Хорошо. Увидимся на ужине.
– Ок.
– Что?
– Хорошо.
Образ растворился, принося мне облегчение. Я и на Земле не очень любила телефонные звонки, а тут прямо в голове. Настоящее нарушение личного пространства именно это, а не то, что тут внесено в свод законов, типа дружеского рукопожатия.
– Киара, а ты в курсе, что разговаривать можно мысленно, не посвящая посторонних в свои личные переговоры? – подал голос ухмыляющийся Алекс.
– Надо привыкнуть. Родители завтра уезжают. Есть еще вопрос, который меня мучает.
– Давай, – вздохнул парень.
– Почему в вашем высоко-цивилизованном обществе такие варварские методы обращения с преступниками?
Алекс оглянулся по сторонам, оторопев от моего заявления.
– Сколько я просил тебя быть сдержанней. Если бы здесь был кто-то другой, то скоро ты снова общалась бы с нейром, несмотря на закон Борна. Я тебе скажу один секрет. Не то чтобы у нас демократия в человеческом понимании. Ты можешь изучить материалы по истории, тогда тебе все станет ясно.
Вот тебе раз. Идеальное общество. Наверное, все не идеальные отправляются к нейрам.
– То есть, у вас нет свободы слова, – уже тише сказала я, наклонившись к нему.
– Есть, если оно не противоречит закону. И не у вас, а у нас. Здесь твое место.
– Как это, не противоречит? – по поводу моего места я даже спорить не стала.
– Ну, например, сейчас ты критикуешь одну из основ нашей системы. Ты не относишься с уважением к механизму, выработанному веками. Посмотри, как вокруг все стабильно. Нет войн, болезни побеждены, нет нищих, все одеты, никто не голодает, преступность сведена к минимуму, наука процветает. Все это достигнуто при современном политическом укладе. Может быть, чтобы жить хорошо, людям не нужна демократия?
– В твоих словах есть доля правды, если все на самом деле так, как ты описываешь, но сама ситуация с Солнечной системой подрывает твою теорию! Это неправильно! Как неправильно переделывать людей в то, чем они не являются при рождении. Это кощунство! Сами законы бытия подрываются таким образом. Делать с живым разумным существом такие вещи ужасно! Я убила множество нейрофагов, которые еще имели возможность вернуть личности после истечения срока и жить дальше, поэтому не удивляйся, что я чувствую вину за загубленные жизни. Но настоящая вина в этом не моя, а вашего политического строя.
– Таковы законы. Нейрофагами становятся только самые отъявленные нарушители. В некоторых странах Земли их казнят. У нас же им дают возможность пройти естественный отбор. Если он выживает, то становится иной личностью, обретает новую жизнь, лишившись качества, за которое попал на конвейер.
– Все равно это не правильно.
– А что бы ты предложила? Посадить в тюрьму? Это что ли справедливость? Изолировать с разными диагнозами в одно место, где они не исправляются, а цепляют друг от друга новые маниакальные качества и прочую заразу?
В его словах был смысл, но я не могла смириться с такой жестокостью.
– Я…я не знаю. Мне пора.
– Сделай перед сном все упражнения, которые я тебе показывал.
– Хорошо.
– До встречи. И Киара?..
– Да.
– Лучше тебе не говорить о Максе. И о нашем разговоре.
– Ок.
– Ок… – вздохнул Алекс, – ну что за заразительное слово!